Киссинджер мировой. Киссинджер: В новом «мировом порядке» США России не существует

В своей новой книге «Мировой порядок» Генри Киссинджер анализирует современное состояние мировой политики и приходит к неутешительному выводу о провале единой системы баланса сил и необходимости реконструкции международной системы.

Посвящается Нэнси

© Henry A. Kissinger, 2014

© Перевод. В. Желнинов, 2015

© Перевод. А. Милюков, 2015

© Издание на русском языке AST Publishers, 2015

Введение

Что такое «мировой порядок»?

В 1961 году, будучи молодым ученым, я во время выступления на конференции в Канзас-Сити вспомнил президента Гарри С. Трумэна. На вопрос о том, какими достижениями своего президентства он более всего гордится, Трумэн ответил: «Тем, что мы целиком и полностью разгромили наших врагов, а затем вернули их обратно в сообщество наций. Мне приятно думать, что только Америке удалось нечто подобное». Сознавая огромное могущество Америки, Трумэн гордился в первую очередь американским гуманизмом и приверженностью демократическим ценностям. Он хотел, чтобы его запомнили не столько как президента победоносной страны, сколько как главу государства, примирившего врагов.

Все преемники Трумэна в той или иной степени следовали его убеждениям, отраженным в этой истории, и аналогичным образом гордились вышеназванными составляющими американской идеи. Отмечу, что на протяжении многих лет сообщество наций, которое они всемерно поддерживали, существовало в рамках «американского консенсуса» – государства сотрудничали, неуклонно расширяя ряды данного мирового порядка, соблюдая общие правила и нормы, развивая либеральную экономику, отказываясь от территориальных завоеваний в пользу уважения национальных суверенитетов и принимая представительную демократическую систему управления. Американские президенты, причем их партийная принадлежность не имела значения, решительно призывали правительства других стран, нередко – весьма пылко и красноречиво – обеспечить соблюдение прав человека и поступательное развитие гражданского общества. Во многих случаях поддержка этих ценностей со стороны Соединенных Штатов и их союзников приводила к значительным преобразованиям в статусе населения конкретного государства.

Тем не менее сегодня у указанной системы, «основанной на правилах», возникли проблемы. Частые увещевания, обращенные к прочим странам, призывы «внести посильный вклад», играть «по правилам двадцать первого столетия» и быть «ответственными участниками процесса» в рамках общей системы координат отчетливо показывают, что не существует общего для всех представления об этой системе, общего для всех понимания «посильного вклада» или «справедливости». За пределами западного мира те регионы, которые принимали минимальное участие в выработке нынешних правил, ставят под сомнение эффективность данных правил в их текущих формулировках и ясно демонстрируют готовность приложить все усилия, чтобы изменить упомянутые правила. Таким образом, «международное сообщество», к которому сегодня взывают, возможно, более настойчиво, чем в любую другую эпоху, не в состоянии согласовать – или хотя бы договориться – об однозначном и непротиворечивом комплексе целей, методов и ограничений.

Мы живем в исторический период, когда налицо упорная, временами почти отчаянная погоня за ускользающей от общего понимания концепцией мирового порядка. Хаос угрожает нам, а вместе с тем формируется беспрецедентная взаимозависимость: распространение оружия массового уничтожения, дезинтеграция былых государств, последствия хищнического отношения к окружающей среде, сохранение, к великому сожалению, практики геноцида и стремительное внедрение новых технологий угрожают усугубить привычные конфликты, обострить их до степени, превосходящей человеческие возможности и границы разума. Новые способы обработки и передачи информации объединяют регионы как никогда прежде, проецируют местные события на глобальный уровень – но так, что препятствуют их полноценному осмыслению, в то же время требуя от государственных лидеров моментальной реакции, хотя бы в форме лозунгов. Неужели мы вступаем в новый период, когда будущее станут определять силы, не признающие ни ограничений, ни какого-либо порядка вообще?

Разновидности мирового порядка

Не будем лукавить: по-настоящему глобального «мирового порядка» никогда не существовало. То, что признается ныне за таковой, сложилось в Западной Европе почти четыре столетия назад, его основы были сформулированы на мирных переговорах в немецкой области Вестфалия, причем без участия – или даже внимания – большинства стран на других континентах и большинства иных цивилизаций. Столетие религиозных распрей и политических потрясений в Центральной Европе достигло кульминации в Тридцатилетнюю войну 1618–1648 годов; это был «мировой» пожар, в котором смешались политические и религиозные противоречия; в ходе войны сражающиеся прибегали к «тотальной войне» против ключевых населенных пунктов, и в результате Центральная Европа лишилась почти четверти населения – из-за боевых действий, болезней и голода. Истощенные противники встретились в Вестфалии, чтобы договориться о совокупности мер, призванных остановить кровопролитие. Религиозное единство дало трещину благодаря утверждению и распространению протестантства; политическое многообразие явилось логичным следствием многочисленности независимых политических единиц, которые участвовали в войне. В итоге получилось так, что Европа первой восприняла привычные условия современного мира: разнообразие политических единиц, ни одна из которых не обладает мощью, достаточной для того, чтобы победить всех остальных; приверженность противоречивым принципам, идеологическим воззрениям и внутренним практикам, и все стремятся обрести некие «нейтральные» правила, регулирующие поведение и смягчающие конфликты.

Вестфальский мир следует трактовать как практическое приближение к реальности, он вовсе не демонстрирует какого бы то ни было уникального нравственного осознания. Этот мир опирается на сосуществование независимых государств, которые воздерживаются от вмешательства во внутренние дела друг друга и сопоставляют собственные амбиции и амбиции прочих с принципом общего равновесия власти. Никакое единоличное притязание на обладание истиной, никакое универсальное правило не сумели воцариться в Европе. Вместо этого каждое государство обзавелось суверенной властью над своей территорией. Каждое соглашалось признавать внутренние структуры и религиозные убеждения соседей как жизненные реалии и воздерживалось от оспаривания их статуса. Подобный баланс сил отныне рассматривался как естественный и желательный, а потому амбиции правителей выступали противовесом друг другу, по крайней мере, в теории ограничивая масштабы конфликтов. Разделенность и многообразие (во многом случайно сложившиеся в развитии европейской истории) стали отличительными признаками новой системы международного порядка – с собственным мировоззрением, собственной философией. В этом смысле усилия европейцев по тушению их «мирового» пожара способствовали формированию и послужили прототипом современного подхода, когда от вынесения абсолютных суждений отрекаются в пользу практичности и экуменизма; это попытка выстроить порядок на разнообразии и сдерживании.

Переговорщики семнадцатого века, составлявшие условия Вестфальского мира, не предполагали, разумеется, что закладывают основы глобальной системы, которая раскинется далеко за пределы Европы. Они даже не попытались привлечь к этому процессу соседнюю Россию, которая в ту пору устанавливала собственный новый порядок после невзгод Смутного времени, причем возводила в закон принципы, кардинально различавшиеся с вестфальским балансом сил: абсолютная монархия, единая государственная религия – православие и территориальная экспансия во всех направлениях. Впрочем, и другие крупные центры силы не воспринимали Вестфальские соглашения (насколько они были вообще осведомлены об этих соглашениях) как имеющие отношение к их территориям и владениям.

Идея мирового порядка была реализована на географическом пространстве, известном государственным деятелям того времени; подобный подход регулярно реализуется во многих регионах. Это в значительной мере объясняется тем, что тогдашние доминирующие технологии нисколько не способствовали созданию единой глобальной системы – сама мысль о последней представлялась непозволительной. Не имея средств взаимодействовать друг с другом на постоянной основе, не располагая возможностями адекватно оценивать «температуру могущества» европейских регионов, каждая суверенная единица трактовала собственный порядок как уникальный, а всех прочих расценивала как «варваров» – которыми управляют в манере, неприемлемой для существующего строя и потому рассматриваемой в качестве потенциальной угрозы. Каждая суверенная единица считала свой порядок идеальным лекалом для общественной организации человечества в целом, воображая, что своим способом управления упорядочивает мир.

На противоположном конце евразийского материка Китай сотворил собственную, иерархическую и теоретически универсальную, концепцию порядка – с собой в ее центре. Китайская система развивалась на протяжении тысячелетий, существовала уже тогда, когда Римская империя правила Европой как единым целым, опираясь не на равенство суверенных государств, а на предполагавшуюся беспредельность притязаний императора. В китайской концепции понятие суверенитета в европейском понимании отсутствовало, поскольку император властвовал над «всей Поднебесной». Он являлся вершиной политической и культурной иерархии, отлаженной и универсальной, которая распространялась от центра мира, каковым являлась китайская столица, вовне, на остальное человечество. Окружающие Китай народы классифицировались по степени варварства, в том числе на основании их зависимости от китайской письменности и культурных достижений (эта космография благополучно дожила до современной эпохи). Китай, с китайской точки зрения, должен повелевать миром, прежде всего вызывая благоговение других обществ своим культурным великолепием и экономическим изобилием, вовлекать эти другие общества в отношения, которые, при надлежащем управлении, способны привести к цели – достижению «поднебесной гармонии».

Если рассматривать пространство между Европой и Китаем, необходимо отметить главенство на этой территории универсальной концепции мирового порядка, которую предложил ислам – с мечтой о единоличном, санкционированном Богом правлении, объединяющем и примиряющем мир. В седьмом веке ислам утвердился на трех континентах благодаря беспрецедентной «волне» религиозной экзальтации и имперской экспансии. После объединения арабского мира, захвата остатков Римской империи и подчинения Персидской империи ислам стал главенствующей религией на Ближнем Востоке, в Северной Африке, во многих областях Азии и части Европы. Исламская версия универсального порядка предусматривала распространение истинной веры на всю «территорию войны», как мусульмане именовали земли, населенные неверными; миру суждено стать единым и обрести гармонию, внемля слову пророка Мухаммада. Пока Европа выстраивала свой мультигосударственный порядок, Османская империя, с метрополией в Турции, возродила эту претензию на единоличное «боговдохновленное» правление и распространила свою власть на арабские земли, бассейн Средиземного моря, Балканы и Восточную Европу. Она, конечно, уделяла внимание зарождающейся межгосударственной Европе, но вовсе не считала, что наблюдает модель для подражания: в европейских договоренностях османам виделся стимул для дальнейшей османской экспансии на запад. Как выразился султан Мехмед II Завоеватель, увещевая итальянские города-государства, этот ранний образчик многополярности в пятнадцатом веке: «Вас двадцать городов… Вы вечно препираетесь между собою… Должна быть одна империя, одна вера, одна власть во всем мире».

Между тем на противоположном от Европы побережье Атлантического океана, в Новом Свете, закладывались основы иного представления о мироустройстве. Европу семнадцатого столетия охватили политические и религиозные конфликты, и пуритане-переселенцы изъявили решительное намерение «исполнить Божий план» и реализовать его в «отдаленной глуши», дабы освободиться от соблюдения установлений существующей (и, по их мнению, «негодной») структуры власти. Там они собирались строить, если цитировать губернатора Джона Уинтропа, который проповедовал в 1630 году на борту корабля, направляющегося в поселение Массачусетс, «град на холме», вдохновляя мир справедливостью своих принципов и силой своего примера. В американском видении мирового порядка мир и баланс сил достигаются естественным путем, древние распри и вражду надлежит оставить в прошлом – едва другие народы усвоят те же самые принципы правления, что и американцы. Задача внешней политики, таким образом, состоит не столько в отстаивании сугубо американских интересов, сколько в распространении общих принципов. Со временем Соединенные Штаты превратились в главного защитника того порядка, который сформулировала Европа. Тем не менее, пусть США подкрепляют своим авторитетом европейские усилия, налицо некая двойственность восприятия – ведь американское видение опирается не на принятие европейской системы сбалансированной власти, а на достижение мира посредством распространения демократических принципов.

Среди всех вышеупомянутых концепций принципы Вестфальского мира рассматриваются – в рамках этой книги – в качестве единственной общепризнанной основы того, что можно определить как существующий мировой порядок. Вестфальская система распространилась по всему миру в качестве «каркаса» межгосударственного и международного порядка, охватывающего различные цивилизации и регионы, поскольку европейцы, расширяя границы своих владений, всюду навязывали собственные представления о международных отношениях. Они частенько «забывали» о понятии суверенитета по отношению к колониям и колонизируемым народам, но когда эти народы начали требовать независимости, их требования основывались именно на вестфальской концепции. Национальная независимость, суверенная государственность, национальные интересы и невмешательство в дела других – все эти принципы оказались эффективными доводами в спорах с колонизаторами, причем как в ходе борьбы за освобождение, так и при защите новообразованных государств.

Современная, ныне глобальная Вестфальская система – которую сегодня принято именовать мировым сообществом, – стремится «облагородить» анархическую сущность мира с помощью обширной сети международных правовых и организационных структур, призванных содействовать открытой торговле и функционированию стабильной международной финансовой системы, установить общие для всех принципы урегулирования международных споров и ограничить масштабы войн, когда те все-таки случаются. Эта межгосударственная система в настоящее время охватывает все культуры и регионы. Ее институты предоставляют нейтральные рамки взаимодействия различных обществ – в значительной степени независимо от исповедуемых в конкретных обществах ценностей.

При этом вестфальские принципы оспариваются со всех сторон, иногда, как ни удивительно, во имя мирового порядка. Европа намеревается отойти от системы межгосударственных отношений, которую сама спроектировала, и придерживаться впредь концепции объединенного суверенитета. По иронии судьбы, Европа, которая придумала концепцию баланса власти, теперь сознательно и существенно ограничивает власть своих новых институтов. Сократив собственное военное могущество, она практически утратила способность адекватно реагировать на попирание этих универсалистских норм.

На Ближнем Востоке джихадисты обоего толка, как сунниты, так и шииты, продолжают разделять общества и демонтировать национальные государства в стремлении к глобальной революции на основе фундаменталистских версий мусульманской религии. Само понятие государства, наряду с основанной на нем региональной системой отношений, находится ныне в опасности, его атакуют идеологии, отвергающие налагаемые государством ограничения как незаконные, и террористические формирования, которые в ряде стран оказываются сильнее вооруженных сил правительства.

Азия, отчасти добившаяся наиболее удивительных успехов среди регионов, которые приняли концепцию суверенной государственности, до сих пор ностальгирует по альтернативным принципам и демонстрирует миру многочисленные примеры регионального соперничества и исторических притязаний наподобие тех, что подрывали европейский порядок сто лет назад. Почти каждая страна считает себя «молодым драконом», провоцируя разногласия на грани открытой конфронтации.

Соединенные Штаты то прилагают усилия по отстаиванию вестфальской системы, то критикуют ее основополагающие принципы баланса сил и невмешательства во внутренние дела как безнравственные и устаревшие – причем порой делают то и другое одновременно. США продолжают считать универсально востребованными свои ценности, которые следует заложить в основу мирового порядка, и оставляют за собой право на их поддержку в глобальном масштабе. Тем не менее после трех войн на протяжении жизни двух поколений – каждая война начиналась с идеалистических устремлений и широкого общественного одобрения и завершалась общенациональной травмой – Америка сегодня пытается составить пропорцию между своим могуществом (по-прежнему очевидным) и принципами государственного строительства.

Все основные центры силы на планете используют в той или иной степени элементы вестфальского порядка, но ни один не считает себя «прирожденным» поборником этой системы. Все указанные центры претерпевают значительные внутренние изменения. Способны ли регионы со столь различными культурами, историей и традиционными для себя теориями мирового порядка принять в качестве закона какую-то глобальную систему?

Успех в достижении подобной цели требует подхода, который уважает как разнообразие традиций человечества, так и укорененное в человеческой природе стремление к свободе. Именно в данном смысле можно говорить о мировом порядке, но он не может быть навязан. В особенности это верно в эпоху мгновенной коммуникации и революционных политических перемен. Любой мировой порядок, чтобы оказаться жизнеспособным, должен восприниматься как справедливый – не только лидерами, но и простыми гражданами. Он должен отражать две истины: порядок без свободы, даже одобряемый поначалу, в порыве экзальтации, в конечном счете порождает собственную противоположность; однако свобода не может быть обеспечена и закреплена без «каркаса» порядка, призванного помочь сохранить мир. Порядок и свободу, порой трактуемые как противоположные полюса шкалы человеческого опыта, следует рассматривать как взаимозависимые сущности. Способны ли сегодняшние лидеры подняться над насущными текущими заботами ради обретения такого баланса?

Легитимность и власть

Ответ на эти вопросы должен учитывать три уровня концепции государственного порядка. Мировой порядок подразумевает состояние конкретного региона или цивилизации, в рамках которого действует комплекс справедливых договоренностей и существует распределение власти, которое считается приложимым к миру в целом. Международный порядок есть практическое применение указанной системы взглядов к значительной части земного шара, причем территория охвата должна быть достаточно большой, чтобы повлиять на глобальный баланс сил. Наконец, региональный порядок основывается на тех же самых принципах, применяемых в определенной географической зоне.

Любой из перечисленных выше уровней порядка базируется на двух компонентах – совокупности общепринятых правил, определяющих пределы допустимых действий, и на балансе сил, необходимого для сдерживания в условиях нарушения правил, что не позволяет одной политической единице подчинить себе все прочие. Консенсус в отношении легитимности существующих механизмов – сейчас, равно как и в прошлом – не исключает полностью соперничества или конфронтации, но помогает гарантировать, что конкуренция будет принимать лишь форму корректировки существующего порядка, не обернется фундаментальным вызовом этому порядку. Баланс сил сам по себе не может обеспечить мир, однако, если он тщательно проработан и неукоснительно соблюдается, этот баланс может ограничивать масштабы и частоту фундаментальных противостояний и не допустить их превращения в глобальную катастрофу.

Никакая книга не способна вместить в себя все без исключения исторические традиции международного порядка даже в рамках одной страны, активно участвующей ныне в формировании политического ландшафта. В своей работе я уделяю основное внимание тем регионам, чьи концепции порядка оказали наибольшее влияние на современные представления.

Баланс между легитимностью и властью – чрезвычайно сложный и хрупкий; чем меньше территориально географическая зона, в которой он применяется, чем гармоничнее культурные принципы в его пределах, тем легче достичь жизнеспособного согласия. Но современному миру необходим глобальный миропорядок. Многообразие сущностей, политических единиц, никак не связанных друг с другом исторически или ценностно (за исключением тех, что расположены на расстоянии вытянутой руки), определяющих себя преимущественно по границам своих возможностей, скорее всего, генерирует конфликт, а не порядок.

В ходе моего первого визита в Пекин, состоявшегося в 1971 году и призванного восстановить контакты с Китаем после двух десятилетий вражды, я упомянул, что для американской делегации Китай является «страной загадок и тайн». Премьер-министр Чжоу Эньлай ответил: «Вы сами увидите, что в Китае нет ничего таинственного. Когда вы познакомитесь с нами поближе, мы перестанем казаться вам столь таинственными». В Китае, добавил он, живут 900 миллионов человек, и в своей стране они не видят ничего необычного. В наше время стремление к установлению мирового порядка требует учитывать мнение обществ, чьи взгляды вплоть до недавних дней оставались в значительной степени самодостаточными. Тайна, которую следует раскрыть, едина для всех народов: как наилучшим образом совместить различные исторические опыты и традиции в общем мировом порядке.

Киссинджер рассматривали «новый мировой порядок» преимущественно не с геостратегических, а с геополитических позиций. Известный политический деятель и историк из США использовал понятие мирового порядка в качестве синонима международного устройства мира, но его подход выдержан в достаточно строгих рамках геополитической теории с изобилием интересных обращений к истории международных отношений и особенно к ретроспективным параллелям современных событий.

И неомондиалистская, и неоатлантистская литература западного мира, в первую очередь США, после окончания «холодной войны» сконцентрировала свое внимание на обсуждении проблем «нового мирового порядка». Он должен был:

  • - во-первых, закрепить благоприятное для Запада изменение соотношения сил в мире;
  • - во-вторых, легитимизировать безальтернативность гегемонии США в политико-экономической, военно-стратегической и культурно-духовной сферах жизни современного человечества;
  • - в-третьих, подчинить глобальное лидерство США реализации американских национальных интересов, которые фактически не имели географических или иных границ и рамок;
  • - в-четвертых, выработать и внедрить в международные отношения принципы и правила, которые способствовали бы увековечению господствующего положения талассократий. Киссинджер, как и многие другие американские обществоведы, был искренне убежден в преимуществах американского образа жизни и той модели общественного развития, которую США предлагают другим народам мира. Однако он отнюдь не рассматривал их в качестве аргументов, автоматически обеспечивающих преобладание США в современном мире.

Прагматичный подход Киссинджера к международным отношениям в духе «реальной политики», избавленной от излишней идеологизированности, позволил ему достичь разрядки в отношениях США и Запада в целом с Советским Союзом, не в пользу СССР. В 1971 г. было подписано Четырехстороннее соглашение по Западному Берлину, а в 1972 г. - Соглашение об ограничении стратегических наступательных вооружений (ОСВ-1). Он считается инициатором сближения Вашингтона с коммунистическим Китаем, который США пытались использовать в качестве противовеса СССР.

В момент, когда в западных странах господствовала эйфория по случаю победы в «холодной войне», Киссинджер поднял вопрос о том, что «крушение советского коммунизма» «по иронии судьбы поставило Америку лицом к лицу с таким миром, появления которого она на протяжении всей своей истории стремилась избежать». Он считал, что в этом новом мире «национализм обрел второе дыханием, в связи с чем осталось мало оснований полагать, будто старая как мир модель поведения переменилась или имеет тенденцию перемениться в ближайшие десятилетия» . Тем не менее, этот автор с видимым удовольствием цитирует президента Дж. Буша-старшего: «Перед нами встает видение нового партнерства наций, перешагнувших порог «холодной войны». Партнерства, основанного на консультациях, сотрудничестве и коллективных действиях, особенно через международные и региональные организации. Партнерства, объединенного принципом и властью права и поддерживаемого справедливым распределением расходов и обязанностей. Партнерства, целью которого является приращение демократии, приращение процветания, приращение мира и сокращение вооружений» .

Как и большинство других американских ученых Киссинджер не лишен искушения «переделать мир по американскому образу и подобию», но, в отличие от них, полагает, что новый мировой порядок находится не за ближайшим углом истории, а сможет вызреть «лишь в пределах будущего столетия». «Будучи частично продолжением прошлого, а частично беспрецедентным, новый мировой порядок, как и те порядки, на чье место он приходит, должен возникнуть как ответ на три вопроса. Что является фундаментальными составляющими мирового порядка? Каковы способы их взаимодействия? Каковы цели, ради которых происходит подобное взаимодействие?», - пишет этот автор. Чтобы ответить на эти вопросы, американский историк постулирует, что Америка не может ни отгородиться от мира, ни господствовать в нем, поэтому реализовывать свою историческую миссию борца за рецепты морального порядка в международных отношениях США должны поэтапно. Каждый из этапов в таком случае будет представлять собой «сплав из американских ценностей и геополитических необходимостей». Главной из подобных необходимостей Киссинджер считал неизбежность базирования мирового порядка на какой-то одной из многочисленных концепций равновесия сил, то есть этот ученый и политический деятель постулировал обязательное освоение Америкой идеи, существование которой всегда заставляло США чувствовать себя неуютно в этом мире.

Считая процесс становления современного международного порядка (Киссинджер в качестве синонимов использует также термины «мировой порядок» и «система международных отношений») делом весьма длительным и сложным, автор «Дипломатии» выдвигает в качестве основных причин такого положения дел следующие:

  • - Америка не настолько сильна, чтобы можно было переломить ход истории и заставить человечество поверить в то, что если оно «действительно жаждет мира, то должно воспользоваться американскими рецептами морального порядка»;
  • - США весьма сложно сделать выбор между исторически сложившимися двумя подходами к ориентированию своей внешнеполитической стратегии - изоляционистским и миссионерским. Страна, по мнению Киссинджера, «не в силах переменить отношения к роли, принятой на себя в ходе исторического развития» (жизнь во имя свободы и процветания всех). Но она не может и требовать от мира «отказа от традиционной дипломатии и принятия свойственного Америке уважительного отношения к международному праву и демократии», так как «до уровня великих держав доросли и другие страны»;
  • - согласование различных ценностей и самого разнообразного исторического опыта в процессе создания нового международного порядка станет для США новым явлением, крупномасштабным отходом как от изоляционизма ХIХ столетия, так и от американской гегемонии де-факто времен «холодной войны», что не может не вызвать ряд серьезнейших для страны затруднений;
  • - Европейский союз, политический организм, какого еще не существовало в истории, тоже не может предложить какой-нибудь апробированной модели организации международных отношений в пределах всего земного шара. И в этой части мира необходимо время и усилия для того, чтобы теоретически представить и подготовиться к практическим усилиям по созданию комфортного для Объединенной Европы международного порядка;
  • - Посткоммунистическая Россия, как и Западная Европа, была занята переосмыслением своей собственной судьбы и определением национальных внешнеполитических приоритетов, от чего зависели и ее позиция в созидании нового международного порядка, и роль, которую она в нем будет играть: демократического партнера или субъекта, таящего реальную или потенциальную угрозу;
  • - Китай, только после Второй мировой войны вошедший равноправным субъектом в многополюсный мир, после завершения «холодной войны» оказался лицом к лицу с новым для себя соотношением сил в мире и новыми международными возможностями, открывающимися для него в этой связи. Всегда занятый самим собой, Китай так и не породил характерного для Европы дипломатического механизма решения международных дел, и ему всегда была чужда постоянно функционирующая система наподобие европейского равновесия. И для Китая участие в формировании международного порядка представало делом совершенно новым и непростым;
  • - Япония, которая в годы «холодной войны» отождествила свою внешнюю политику с поддержкой союзных отношений с отстоявшей на тысячи миль от нее Америкой, при новом международном порядке почти неизбежно пересмотрит свою международную стратегию, исходя из специфических вызовов будущего мироустройства. Эта страна стала более чувствительной к равновесию сил в Азии. Для нее Китай, Южная Корея и Юго-Восточная Азия приобретают такое же значение, как атлантическое, тихоокеанское и южноамериканское направления внешней политики для США, что станет импульсом к более автономной и сконцентрированной на собственных интересах японской международной ориентации;
  • - Индия превращается в ведущую державу Южной Азии, но до этого никогда не играла сколько-нибудь значительных ролей в мировой политике, если не считать ее лидерства в движении неприсоединившихся стран в годы «холодной войны». Она также еще должна избрать соизмеримую с собственным самосознанием роль на сцене международной политики.

Киссинджер делает в этой связи общий вывод, что ни одна из ведущих стран мира, которым предстоит строить новый мировой порядок, не имеет сколько-нибудь значительного или заметного опыта развития и выживания в рамках подобной нарождающейся полигосударственной системы. При этом он отмечает, что возникающий мировой порядок должны будут создавать государственные деятели, которые представляют совершенно разные культуры. Они добились высокого положения благодаря качествам, которые не всегда нужны для управления бюрократическими системами высочайшей сложности, и еще менее годятся для создания международного порядка. К тому же многие из этих лидеров возглавляли страны, лишенные тех исторических качеств, которые были присущи национальным государствам, создавшим организационные принципы и выработавшим ценности всех прежних систем международных отношений. (Это касалось в первую очередь государств, возникших в результате моментального исчезновения бывших многонациональных государств, таких, как СССР, Югославия)

"К 1991 г. демократические страны выиграли «холодную войну». Но стоило им добиться, казалось бы, невероятного, как вновь возникли дебаты на тему основополагающих предпосылок «холодной войны». Был ли Советский Союз вообще угрозой?

Киссинджер, рассматривая новый международный порядок, который начал возникать сразу же после крушения советского коммунизма, подчеркнуто выделял «жизненно важные интересы американской политики в отношении своих союзников в районе Атлантики, в первую очередь по Североатлантическому альянсу и Европейскому Союзу». Он признавал, что основания, на которых базировались эти два института, оказались поколебленными крахом Советского Союза и объединением Германии. С одной стороны, НАТО испытало необходимость адаптации к факту исчезновения мощной военно-политической силы в лице СССР. С другой стороны, Европейский Союз оказался перед проблемой превращения Федеративной Республики Германии из несущей консоли западноевропейской экономической интеграции в ведущую политическую силу ЕС.

Американский политический аналитик исходил из того, что Германия стала до такой степени сильной, что существующие европейские институты не способны сами по себе обеспечить равновесие между ФРГ и ее партнерами по ЕС. К тому же и Европа, как он считал, даже включая Германию, не сможет справиться в одиночку как с возрождением, так и с развалом России. Киссинджер считал, что и то, и другое - наиболее возможные угрожающие результаты постсоветских потрясений. В этой связи указанный автор заключает: «Не в интересах ни одной из стран, чтобы Германия и Россия сконцентрировались друг на друге либо как на главном партнере, либо как на главном оппоненте. Если они чересчур сблизятся, то создадут мощную точку напряжения для западных держав; если будут ссориться, то вовлекут Европу в эскалацию кризисов. У Америки и Европы существует взаимная заинтересованность не допустить, чтобы российская и германская политики бесконтрольно сталкивались в самом центре континента. Без Америки Великобритания и Франция не смогут поддерживать политическое равновесие в Центральной Европе; Германию начнет искушать национализм; России будет не хватать собеседника глобального масштаба. А в отрыве от Европы Америка может превратиться не только психологически, но и географически и геополитически в остров у берегов Евразии» .

Поэтому сама ситуация, возникшая после окончания «холодной войны», как считает Киссинджер, поставила перед НАТО три ряда проблем:

  • - во-первых, в отношениях внутри самого альянса;
  • - во-вторых, в отношениях атлантических стран с бывшими сателлитами Советского Союза в Восточной Европе;
  • - в-третьих, в отношениях государств - преемников СССР, в том числе и Российской Федерации, с североатлантическими нациями и государствами Восточной Европы.

Для лидирующих позиций США в новом международном порядке, по мнению Киссинджера, большое значение будет иметь их способность обеспечивать равновесие сил и национальных интересов основных внешнеполитических игроков в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Дело в том, что уже сейчас «военно-политическая тень» Китая падает на всю Азию и влияет на расчеты других держав, какой бы сдержанной им ни казалась на деле пекинская политика. Азиатские нации не могут не искать противовесов все возрастающему влиянию КНР, в связи с чем серьезно озабочены сохранением вовлеченности США в дела всего тихоокеанского региона. Но в этом также просматриваются границы американского влияния, особенно если иметь в виду отстраненность тихоокеанских стран и их организаций (АСЕАН, АТЭС) от планов и усилий США по институционализации здесь сообщества народов по европейской модели. Поэтому, по всей видимости, США лучше стараться формировать в регионе события, опираясь на двусторонние отношения с крупнейшими странами Азии. В свою очередь, подобная политика может быть успешной лишь в том случае, если здесь сохранится значительное американское военное присутствие. В таком контексте прочность японо-американских отношений явится оборотной стороной китайско-американских отношений, когда напряженность в отношениях Вашингтона и Пекина может создать для Японии искушение отойти от Соединенных Штатов и затеять собственную игру с КНР. С другой стороны, хорошие американо-китайские отношения предстают как залог прочного союза США с Японией. В этом «треугольнике» исчезновение каждой из его сторон сопряжено с огромным риском для всего расклада сил в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Не случайно Г. Киссинджер пришел к общему выводу, что Китай «приветствует вовлечение Америки в дела Азии в качестве противовеса внушающим опасность соседям - Японии и России, а также - в меньшей степени - Индии». Ключом к китайско-американским отношениям, по его мнению, является «молчаливое сотрудничество по вопросам глобальной, особенно азиатской, стратегии». Киссинджер убежден: «То, что Китай жаждет получить от Соединенных Штатов, - это стратегические взаимоотношения, уравновешивающие силы соседей, которых он считает одновременно могущественными и завистливыми. Чтобы достичь подобного уровня координации внешней политики, Китай готов пойти на уступки в области прав человека, но при условии, что они будут обставлены так, словно проистекают из его свободного выбора».

По мнению геополитика, Америка, имеющая с Европой общие ценности, оказалась, тем не менее, неспособной выработать общую политику после «холодной войны». По отношению к Азии все оказалось наоборот: США смогли определить общую желаемую стратегию, но не сумели сблизить ценности, лежащие в основе общей политики. И только в западном полушарии для Америки «прорисовалось совпадение моральных и геополитических принципов». Начатая Дж. Бушем в 1990 г. «битва за Североамериканское соглашение о свободной торговле с Мексикой и Канадой», успешно завершенная Клинтоном в 1993 г., ознаменовала собой «самую новаторскую за всю историю американскую политику по отношению к Латинской Америке». Возникшая перспектива распространить систему свободной торговли от Аляски до мыса Горн, в случае ее реализации, была способна, как считал Киссинджер, превратить Западное полушарие в ключевое пространство нового и гуманного глобального порядка.

Мировой порядок Генри Киссинджер

(Пока оценок нет)

Название: Мировой порядок
Автор: Генри Киссинджер
Год: 2014
Жанр: Зарубежная образовательная литература, Зарубежная публицистика, Политика, политология, Публицистика: прочее

О книге «Мировой порядок» Генри Киссинджер

Известный политик мирового уровня Генри Киссинджер выпустил книгу «Мировой порядок», в которой излагает концепцию политического устройства мира, а также приходит к выводу, что сложившуюся систему необходимо реконструировать.

Генри Киссинджер приводит к главной идее книги постепенно, начиная с исторических сведений о формировании мировой политической системы. Автор начинает рассказ с Европы: французской революции, Вестфальского мира, продолжает говорить о европейском балансе, упоминая Россию, Венский конгресс, Бисмарка и Меттерниха, задается вопросом легитимности власти.

Дальнейшие главы книги «Мировой порядок» посвящены политической картине Ближнего Востока, Соединенных Штатов Америки, Азии. Таким образом, автор касается пятисотлетней истории человечества с точки зрения формирования и развития политики и дипломатии, а также итоговым мировым балансом сил.

Последние главы книги «Мировой порядок» отведены роли США в расстановке политических сил на мировой арене. Автор рассказывает о том, какую непосильную ношу обязанностей взвалила на себя политическая система Америки, какие сложные и непопулярные решения приходится принимать, какие рычаги имеются в руках американской дипломатии и истеблишмента.

В последних главах Генри Киссинджер приходит к выводу, что современный мировой порядок потерпел оглушительный крах и старая система, формировавшаяся сотни лет, более не работает и требует незамедлительного реформирования.

Книга написана жестким и сложным языком прагматика и реалиста, она дает исчерпывающее представление о международных отношениях и политической идеологии множества стран. Читатель узнает достоинства и недостатки мироустройства в разных частях света, а также получит сведения о том, куда движется мир.

Книга «Мировой порядок» будет интересная людям, интересующимся историей, геополитикой, политическим устройством мира и расстановкой сил.

На нашем сайте о книгах сайт вы можете скачать бесплатно без регистрации или читать онлайн книгу «Мировой порядок» Генри Киссинджер в форматах epub, fb2, txt, rtf, pdf для iPad, iPhone, Android и Kindle. Книга подарит вам массу приятных моментов и истинное удовольствие от чтения. Купить полную версию вы можете у нашего партнера. Также, у нас вы найдете последние новости из литературного мира, узнаете биографию любимых авторов. Для начинающих писателей имеется отдельный раздел с полезными советами и рекомендациями, интересными статьями, благодаря которым вы сами сможете попробовать свои силы в литературном мастерстве.

Цитаты из книги «Мировой порядок» Генри Киссинджер

Примерно с 1948 года и до конца века в истории человечества оформился недолгий период, когда можно было говорить о наметившемся глобальном миропорядке, сочетавшем в своем каркасе американский идеализм с традиционными представлениями о балансе сил.

Поскольку физически невозможно прочитать все книги по конкретной теме, а тем более все книги на свете, либо усвоить сполна все прочитанное, обучение по книгам стимулирует концептуальное мышление, то есть способность распознавать сопоставимые факты и события и строить модели на будущее. А стиль как бы «увязывает» читателя с автором, или с темой, «сплетая» воедино суть и эстетику.

Революционеры побеждают, когда их достижения принимаются как само собой разумеющиеся, а цена, за них заплаченная, воспринимается как должное.

В теории Дар аль-ислам пребывает в состоянии войны с Дар аль-харб, поскольку конечной целью ислама является весь мир. Если границы Дар аль-харб удастся сократить, общественный порядок Pax Islamica вытеснит все прочие, и немусульманские общества либо станут частью исламского сообщества, либо признают его власть и обретут статус религиозных общин, которым разрешено существовать, или автономных образований, поддерживающих с исламом договорные отношения».

Мы живем в замечательное время, когда сильный слаб из-за своих сомнений, а слабый становится сильнее, потому что дерзает».

«Где Жизнь, которую мы потеряли в жизни?
Где мудрость, которую мы потеряли в знанье?
Где знанье, которое мы потеряли в сведеньях?»

Кастомизация – лишь частное проявление глобального стремления научиться управлять человеческим выбором.

Никсон ответил в том смысле, что если Америка уклоняется от своей ответственности на международной арене, то дома у нее наверняка не все в порядке. Он заявил, что «только если мы благородно действуем согласно взятым на себя обязательствам за рубежом, мы останемся великой нацией, и только если мы остаемся великой нацией, мы благородно станем встречать трудности у себя дома». В то же время он стремился обуздать «наше инстинктивное чувство, будто нам известно, что лучше для других», которое, в свою очередь, приводило к тому, что «они испытывали искушение положиться на наши рекомендации».

«Американцы, будучи моральным народом, хотят, чтобы их внешняя политика отражала моральные ценности, которые мы поддерживаем как нация. Но американцы, будучи людьми практичными, хотят также, чтобы их внешняя политика была эффективной».

Генри Киссинджер

Мировой порядок

Посвящается Нэнси

© Henry A. Kissinger, 2014

© Перевод. В. Желнинов, 2015

© Перевод. А. Милюков, 2015

© Издание на русском языке AST Publishers, 2015

Введение

Что такое «мировой порядок»?

В 1961 году, будучи молодым ученым, я во время выступления на конференции в Канзас-Сити вспомнил президента Гарри С. Трумэна. На вопрос о том, какими достижениями своего президентства он более всего гордится, Трумэн ответил: «Тем, что мы целиком и полностью разгромили наших врагов, а затем вернули их обратно в сообщество наций. Мне приятно думать, что только Америке удалось нечто подобное». Сознавая огромное могущество Америки, Трумэн гордился в первую очередь американским гуманизмом и приверженностью демократическим ценностям. Он хотел, чтобы его запомнили не столько как президента победоносной страны, сколько как главу государства, примирившего врагов.

Все преемники Трумэна в той или иной степени следовали его убеждениям, отраженным в этой истории, и аналогичным образом гордились вышеназванными составляющими американской идеи. Отмечу, что на протяжении многих лет сообщество наций, которое они всемерно поддерживали, существовало в рамках «американского консенсуса» – государства сотрудничали, неуклонно расширяя ряды данного мирового порядка, соблюдая общие правила и нормы, развивая либеральную экономику, отказываясь от территориальных завоеваний в пользу уважения национальных суверенитетов и принимая представительную демократическую систему управления. Американские президенты, причем их партийная принадлежность не имела значения, решительно призывали правительства других стран, нередко – весьма пылко и красноречиво – обеспечить соблюдение прав человека и поступательное развитие гражданского общества. Во многих случаях поддержка этих ценностей со стороны Соединенных Штатов и их союзников приводила к значительным преобразованиям в статусе населения конкретного государства.

Тем не менее сегодня у указанной системы, «основанной на правилах», возникли проблемы. Частые увещевания, обращенные к прочим странам, призывы «внести посильный вклад», играть «по правилам двадцать первого столетия» и быть «ответственными участниками процесса» в рамках общей системы координат отчетливо показывают, что не существует общего для всех представления об этой системе, общего для всех понимания «посильного вклада» или «справедливости». За пределами западного мира те регионы, которые принимали минимальное участие в выработке нынешних правил, ставят под сомнение эффективность данных правил в их текущих формулировках и ясно демонстрируют готовность приложить все усилия, чтобы изменить упомянутые правила. Таким образом, «международное сообщество», к которому сегодня взывают, возможно, более настойчиво, чем в любую другую эпоху, не в состоянии согласовать – или хотя бы договориться – об однозначном и непротиворечивом комплексе целей, методов и ограничений.

Мы живем в исторический период, когда налицо упорная, временами почти отчаянная погоня за ускользающей от общего понимания концепцией мирового порядка. Хаос угрожает нам, а вместе с тем формируется беспрецедентная взаимозависимость: распространение оружия массового уничтожения, дезинтеграция былых государств, последствия хищнического отношения к окружающей среде, сохранение, к великому сожалению, практики геноцида и стремительное внедрение новых технологий угрожают усугубить привычные конфликты, обострить их до степени, превосходящей человеческие возможности и границы разума. Новые способы обработки и передачи информации объединяют регионы как никогда прежде, проецируют местные события на глобальный уровень – но так, что препятствуют их полноценному осмыслению, в то же время требуя от государственных лидеров моментальной реакции, хотя бы в форме лозунгов. Неужели мы вступаем в новый период, когда будущее станут определять силы, не признающие ни ограничений, ни какого-либо порядка вообще?

Разновидности мирового порядка

Не будем лукавить: по-настоящему глобального «мирового порядка» никогда не существовало. То, что признается ныне за таковой, сложилось в Западной Европе почти четыре столетия назад, его основы были сформулированы на мирных переговорах в немецкой области Вестфалия, причем без участия – или даже внимания – большинства стран на других континентах и большинства иных цивилизаций. Столетие религиозных распрей и политических потрясений в Центральной Европе достигло кульминации в Тридцатилетнюю войну 1618–1648 годов; это был «мировой» пожар, в котором смешались политические и религиозные противоречия; в ходе войны сражающиеся прибегали к «тотальной войне» против ключевых населенных пунктов, и в результате Центральная Европа лишилась почти четверти населения – из-за боевых действий, болезней и голода. Истощенные противники встретились в Вестфалии, чтобы договориться о совокупности мер, призванных остановить кровопролитие. Религиозное единство дало трещину благодаря утверждению и распространению протестантства; политическое многообразие явилось логичным следствием многочисленности независимых политических единиц, которые участвовали в войне. В итоге получилось так, что Европа первой восприняла привычные условия современного мира: разнообразие политических единиц, ни одна из которых не обладает мощью, достаточной для того, чтобы победить всех остальных; приверженность противоречивым принципам, идеологическим воззрениям и внутренним практикам, и все стремятся обрести некие «нейтральные» правила, регулирующие поведение и смягчающие конфликты.

Вестфальский мир следует трактовать как практическое приближение к реальности, он вовсе не демонстрирует какого бы то ни было уникального нравственного осознания. Этот мир опирается на сосуществование независимых государств, которые воздерживаются от вмешательства во внутренние дела друг друга и сопоставляют собственные амбиции и амбиции прочих с принципом общего равновесия власти. Никакое единоличное притязание на обладание истиной, никакое универсальное правило не сумели воцариться в Европе. Вместо этого каждое государство обзавелось суверенной властью над своей территорией. Каждое соглашалось признавать внутренние структуры и религиозные убеждения соседей как жизненные реалии и воздерживалось от оспаривания их статуса. Подобный баланс сил отныне рассматривался как естественный и желательный, а потому амбиции правителей выступали противовесом друг другу, по крайней мере, в теории ограничивая масштабы конфликтов. Разделенность и многообразие (во многом случайно сложившиеся в развитии европейской истории) стали отличительными признаками новой системы международного порядка – с собственным мировоззрением, собственной философией. В этом смысле усилия европейцев по тушению их «мирового» пожара способствовали формированию и послужили прототипом современного подхода, когда от вынесения абсолютных суждений отрекаются в пользу практичности и экуменизма ; это попытка выстроить порядок на разнообразии и сдерживании.

Переговорщики семнадцатого века, составлявшие условия Вестфальского мира, не предполагали, разумеется, что закладывают основы глобальной системы, которая раскинется далеко за пределы Европы. Они даже не попытались привлечь к этому процессу соседнюю Россию, которая в ту пору устанавливала собственный новый порядок после невзгод Смутного времени, причем возводила в закон принципы, кардинально различавшиеся с вестфальским балансом сил: абсолютная монархия, единая государственная религия – православие и территориальная экспансия во всех направлениях. Впрочем, и другие крупные центры силы не воспринимали Вестфальские соглашения (насколько они были вообще осведомлены об этих соглашениях) как имеющие отношение к их территориям и владениям.

В книге «Мировой порядок» (World Order), вышедшей в свет две недели назад, Генри Киссинджер (Henry Kissinger), который, занимая пост Госсекретаря США, работал с такими американскими президентами, как Ричард Никсон и Джеральд Форд, проливает свет на многие сложные темы. В их числе ИГИЛ («Исламское государство Ирака и Леванта»), украинский кризис, Сирия, отношения с Ираном. Киссинджер, служивший не только двум вышеназванным президентам, но и практически всем лидерам последнего времени в качестве советника по национальной безопасности, является лауреатом Нобелевской премии мира (1973) и обладателем Президентской медали Свободы.

Киссинджер многократно посещал и нашу страну, он прекрасно осведомлен в вопросах международных отношений и особенно Ближнего Востока. Он не просто знает, но и определяет внешнюю политику США. Что касается активно обсуждаемого в последние годы вопроса о «новом мировом порядке», у Киссинджера есть очень прозрачные и ясные комментарии на этот счет.

Порядок создает сильнейший

Каждая крупная цивилизация пыталась выработать концепцию мирового порядка в соответствии с собственными представлениями. В первые столетия своего возникновения ислам создал такой «мировой порядок», который в тот момент можно было считать беспрецедентным по части справедливости и доверия. До своего упадка Османская империя была преемницей этой системы. Предполагалось, что созданный исламом порядок навсегда сохранится в этой форме и соединит все существующие религии.

Явление «демократии», получившее развитие вместе с капитализмом, поставило на повестку дня вопрос о необходимости нового мироустройства, которое было бы создано при лидирующей роли Запада. Формировать новый миропорядок после Османской империи пыталась Европа, но сегодня она выглядит как сила, застрявшая между прошлым и будущим и не способная решить, что делать дальше. Между тем новая экономическая, социальная и политическая среда показывает, что единственным страной, способной создать новый порядок, являются США.

Новый порядок наших дней

Глобализация и демократия рано или поздно должны были привести к тому, чтобы Советский Союз перестал быть единой силой и превратился в группу отдельных национальных государств. После этого США с энтузиазмом принялись реализовывать идею «нового мирового порядка».

Определяющую роль в процессе формирования нового мироустройства играют два важных фактора. Первый из них заключается в том, чтобы другие государства мира считали новую систему «справедливой» и «надежной». Однако со временем такие понятия, как справедливость и надежность, претерпевают определенные изменения. При этом лидирующие страны должны уметь идти в ногу с этими изменениями.

Второй фактор состоит в том, чтобы ведущие страны мира могли поддерживать новый баланс сил. Даже если былая сила Советского Союза не будет восстановлена, нельзя игнорировать феномен роста Китая, под эгидой которого и пройдет новый век. Правила игры установит справедливый и сильный.

В балансе сил, который складывается сегодня, «порядок, распространяющий западные принципы» и «порядок, оправдывающий радикальный ислам» сталкиваются друг с другом. Ранее полагали, что модель «умеренного ислама» ослабит влияние радикального ислама, но она не оправдала надежд.

Естественно, новый порядок не может быть создан усилиями одной страны. Глобальная система должна получить широкую международную поддержку. США в этом вопросе могут быть только лидером, подводит итог Киссинджер.